16 июня 1996 года, в независимой России впервые выбирали президента. Впервые — потому, что 12 июня 1991 года Борис Ельцин избирался еще президентом РСФСР — административно-территориального образования в составе СССР, ставшего независимым государством лишь в декабре того же года. «В России две новости: хорошая и плохая, — скажет тогда Збигнев Бжезинский. — Хорошая — не избран Зюганов. Плохая — избран Ельцин».
«Победой страха над совестью» были тогда же названы эти выборы, где только искусно раздутый страх перед «коммунистическим реваншем» помог Ельцину сохранить власть.
Президент, отягощенный грузом тяжелейших ошибок — начиная с «шоковых реформ» и разгона парламента и заканчивая «залоговыми аукционами» и войной в Чечне, — все же был переизбран, победив 3 июля во втором туре выборов лидера коммунистов Геннадия Зюганова.
Одни назвали это последним гвоздем в крышку коммунистического гроба, громко радуясь победе демократии и продолжению реформ.
Другие заявляли, что если кто и победил, то отнюдь не демократия: только нечестная игра помогла Ельцину сохранить власть, а в честной борьбе он бы неминуемо проиграл.
Можно долго гадать, что было бы в случае победы Зюганова и оправдались бы или нет «ужастики», которые распространяла на сей счет ельцинская команда. Далеко не факт, впрочем, что в этом случае мы бы получили все то, что получили в результате победы Ельцина: дефолт, девальвацию рубля, пять правительств за полтора года, вторую войну в Чечне и операцию «Наследник».
Но речь не о том, «что было бы, если».
Речь о том, что именно после этих выборов граждане России убедились, что сменить власть в стране демократическим путем им не позволят. А власть, в свою очередь, убедилась в том, что может не позволить себя сменить.
Мы не можем изменить это прошлое. Но мы обязаны о нем помнить, чтобы не допустить его повторения.
Тур первый. В тисках «биполярного мифа»
Еще за полгода до выборов шансы Бориса Ельцина на переизбрание оценивались как минимальные. Социологи давали ему около двух процентов поддержки, а на только что завершившихся парламентских выборах (заметим, достаточно честных) большинство в Думе получили коммунисты и аграрии. Из президентской «группы поддержки» прошли только «Наш дом — Россия» и ЛДПР, а «Демократический выбор России» не смог преодолеть 5-процентный барьер. С учетом того, что в Думе оказалось еще и оппозиционное президенту «ЯБЛОКО», дела Бориса Николаевича представлялись совсем плохими.
И тогда решили пойти на невиданное (по тем масштабам; впоследствии это стало нормой) нарушение избирательного законодательства.
Закон запрещал президенту использовать свое служебное положение в целях переизбрания — но на протяжении всей предвыборной кампании Борис Ельцин только этим и занимался: раздавал бюджетные средства на различные благие цели (иногда соответствующие указы демонстративно подписывались прямо на трапе самолета), повелевал отменить с 2000 года всеобщую воинскую повинность, поддерживал сельское хозяйство и промышленность, пенсионеров и молодежь, СМИ и малый бизнес… Ни один из его конкурентов, понятное дело, такими возможностями не располагал.
Закон запрещал чиновникам всех уровней участвовать в предвыборной агитации — но вся «исполнительная вертикаль», включая премьера Черномырдина и членов его кабинета, совершенно не стесняясь, работала на действующего президента. В строго обязательном порядке в каждом регионе были созданы «штабы по поддержке Ельцина» во главе с губернаторами, которые открыто заявляли, что их задача — обеспечить переизбрание Ельцина.
Закон устанавливал «информационное равенство» кандидатов в президенты — но на протяжении четырех месяцев, с февраля по июнь 1996 года, большинство федеральных СМИ превратились в отделы избирательного штаба Ельцина. Федеральные телеканалы, не обращая внимания на такие мелочи, как закон о выборах, агитировали за президента, а популярные телеведущие не стеснялись признаваться, что «не могут себе позволить быть объективными, потому что тогда выиграет Зюганов». После выборов, заметим, они, может быть, и хотели бы вернуться к объективности, но было поздно: этого уже не позволили именно те, кого они помогли сохранить у власти и кто четко понял, что именно телевидение является важнейшим из всех предвыборных искусств. Именно потому эти выборы стали началом конца независимости российских СМИ, вписав одну из самых черных страниц в их историю…
В общем, если бы выборы проводились по закону, соблюдение которого контролировали бы объективный Центризбирком и независимая прокуратура, Борис Ельцин не то что не вышел бы во второй тур, а был бы снят с дистанции задолго до первого. Но оба указанных органа вели себя не как арбитры избирательного «матча», а как дополнительные игроки одной из команд и вместе с ельцинским штабом дружно работали на общее дело.
Именно тогда, заметим, были заложены основы той «избирательной машины», которая затем развернулась во всю мощь. Ее создавали для того, чтобы не пропустить к власти коммунистическую оппозицию, но очень скоро выяснилось, что она прекрасно годится для того, чтобы не пропустить к власти любую оппозицию независимо от ее «окраски»…
А как же те, кого принято было называть демократической общественностью и кто должен бить во все колокола, бичуя творимое властью беззаконие? Ничего подобного: они взирали на происходящее с чувством глубокого удовлетворения. Подавляющее большинство из тех, кто считался тогда властителями дум, полагали, что цель оправдывает средства и ради поражения коммунистов можно, слегка поморщившись, закрыть глаза на любые нарушения закона. А кое-кто даже заявлял, что надо и вовсе не признавать результатов выборов, если их выиграет Зюганов: в этом случае Ельцин-де обязан «во имя демократии» не отдавать власть…
Все описанное дало свои плоды — рейтинг президента начал расти. Тем не менее ему было еще далеко до рейтинга Зюганова, который заранее мог считать себя одним из финалистов предвыборной гонки. К тому же на электоральном поле имелись и другие конкуренты — Михаил Горбачев, Григорий Явлинский, Святослав Федоров, Александр Лебедь, представлявшие собой некоммунистическую оппозицию Ельцину.
Когда трое последних начали вести переговоры об объединении усилий, в Кремле поняли, что тщательно задуманный план по выводу Ельцина во второй тур может рухнуть. И тогда в сознание граждан начали внедрять основанную на страхе «биполярную модель».
Смысл ее был прост: «подать» первый тур выборов как второй. Голосовать не «за», а «против». Сжать предвыборное пространство до одномерного. Либо вперед — либо назад. Либо сохранение нынешнего курса — либо очереди и дефицит, цензура и ГУЛАГ. Либо реформы с Ельциным — либо реставрация с Зюгановым. Прочих же кандидатов в лучшем случае вообще не существует, а в худшем случае они являются пособниками коммунистов, потому что отнимают у Ельцина так нужные ему голоса.
На пропагандистское обеспечение этой модели были брошены все силы. «Каждый голос, отнятый у Ельцина, уходит к Зюганову!» — ежедневно заклинали с телеэкранов. «Третья сила» была замкнута в кольцо информационной блокады, с эфира снимались уже подготовленные передачи с участием Явлинского, Лебедя и Федорова, а Чубайс и Немцов уверяли общественность, что голосовать за Явлинского — все равно что выбросить бюллетень в урну. Все это происходило на фоне непрерывно идущего сериала «Голосуй сердцем» и скандирования мастеров культуры «Ельцин — наш президент!». Конечно же, совершенно бескорыстного — гражданская позиция, понимаешь…
И отдельный разговор — о позиции «Демократического выбора России». Еще в феврале 1996 года в «Демвыборе» уверяли, что не поддержат Ельцина ни при каких обстоятельствах, и выставляли Явлинскому условия, при которых его могли поддержать на выборах. Почти все условия были приняты — и тем не менее через три месяца съезд «Демвыбора» уверенно поддержал Ельцина.
Егор Гайдар тогда заявит, что «если в результате разделения демократических голосов Ельцин пройдет во второй тур ослабленным, начнется массовое бегство представителей региональных элит в лагерь Зюганова»; Сергей Филатов — что «третья сила создает раскол в демократическом обществе», и так далее. Правда, будут и другие мнения.
«Давайте называть вещи своими именами, — скажет Сергей Ковалев. — Мы сейчас ответственно принимаем решение поддержать лжеца и убийцу. Ну пускай вынужденного убийцу, пускай не очень успешного лжеца. Мы аккуратно говорим об ошибках, которые надлежит прощать ради политической целесообразности. И прощаем. Но ведь ошибки-то состоят в убийствах! Ошибки-то состоят в прямой лжи! И каковы бы ни были сложные причины этих убийств и этой лжи, это стыдно называть ошибками. Вот это наша позиция, и за эту позицию нашей партии в будущем придется платить. Уверяю вас, нам придется платить чрезвычайно высокую цену…». «Ошибкой не только нравственной, но и тактической» назовет поддержку Ельцина Юлий Рыбаков, к нему присоединится Галина Старовойтова — но эту позицию разделит явное меньшинство. Сбылось презрительное «Куда они, понимаешь, денутся?», брошенное Ельциным задолго до съезда ДВР…
Результат известен: 16 июня Борис Ельцин получил 33% голосов, на три процента опередил Зюганова и вместе с ним вышел во второй тур. Перед этим была проведена операция «Лебедь», которого «перекупил» Кремль, обещав ему, по словам Сергея Ковалева, третье место на выборах при условии отказа от соглашений с Явлинским и Федоровым. Генерал так и поступил, получив стремительную «раскрутку» в последние две недели перед вторым туром, и как результат — 15% голосов. После чего, как известно, перед вторым туром передал свои голоса Ельцину в обмен на пост секретаря Совета безопасности. Но это — уже следующая история.
Тур второй. Какое зло — меньшее?
Сам по себе выход Бориса Ельцина в 1996 году (пусть и с небольшим преимуществом над Геннадием Зюгановым) во второй тур выборов еще не гарантировал победу. Конечно, страх перед «возвратом коммунизма» был к тому времени надежно внедрен в массовое сознание, и у президентского штаба были немалые основания полагать, что очень многие будут голосовать не столько за Ельцина, сколько против Зюганова, выбирая «меньшее из двух зол».
Впоследствии, заметим, это подтвердят социологи: опрос ВЦИОМа, проведенный 9—12 июля, покажет, что только половина тех, кто голосовал во втором туре за Ельцина, поступила так потому, что хотела видеть его президентом, другая же половина поступила так лишь потому, что не хотела видеть президентом Зюганова. Тем не менее был немедленно запущен в ход запасной — но заранее тщательно просчитанный — вариант «Лебедь».
Бывший тираспольский командарм, избранный в Госдуму в декабре 1995 года от «Конгресса русских общин», участвовал в президентских выборах без особой надежды на успех. И, собственно, все опросы, вплоть до конца мая 1996-го, ничего хорошего ему и не предвещали. Разве что если бы удалась коалиция с Явлинским и Святославом Федоровым, но на ее разрушение Кремль бросил немалые силы.
После серьезных финансовых «вливаний» в его медицинский центр Федоров снял свою кандидатуру, насчет Лебедя же в Кремле были совсем другие планы. И в последние две недели до первого тура генерал со своими афоризмами «могу — значит, должен» и «упал — отжался» буквально ворвался в информационное пространство, заполонив предвыборный эфир. В условиях, когда Явлинский был фактически отлучен от телевидения, Лебедь во многом занял ту самую нишу «третьей силы», где аккумулировались голоса избирателей, не желающих голосовать ни за Ельцина, ни за коммунистов. В итоге он получил 14,5% голосов и занял третье место: по всем законам выборов решающее с точки зрения расклада сил во втором туре.
Поскольку риторика Лебедя была резко оппозиционной, голоса его сторонников во втором туре должны были поделиться, но большей частью все-таки достаться Зюганову. Но это в теории, а на практике уже на следующий день после первого тура было объявлено, что Александр Лебедь назначен секретарем Совета безопасности и помощником президента. И, конечно же, он немедленно призвал своих избирателей поддержать Бориса Николаевича.
Впрочем, скорость, с которой «приднестровский Ахилл» кинулся в объятия Ельцина, не могла не вызвать у многих его сторонников четкого ощущения того, что их элементарно «надули»: они-то голосовали за него как за альтернативу власти, а не как за ее будущую составную часть. Выходит, вся
оппозиционность генерала была лишь ширмой?
При таком раскладе «добавки Лебедя» могло, пожалуй, и не хватить для победы Ельцина во втором туре. Тем более что были проблемы и с демократическими избирателями, многие из которых не могли простить президенту ни «шоковые реформы», ни «черный октябрь» 1993-го, ни — и это главное — войну в Чечне. Они не собирались поддерживать Зюганова, но они не хотели и голосовать за Ельцина. Выбор между тем у них был: кандидат «против всех» тогда еще не был снят с предвыборной дистанции.
Конечно, чтобы выборы были признаны недействительными, нужно было, чтобы против всех проголосовало больше, чем за любого из кандидатов. Конечно, эта вероятность была невелика, но она все же существовала. Тем более что за этот вариант выступали такие люди, как Сергей Ковалев, Елена Боннэр и Юрий Афанасьев, Леонид Баткин и Михаил Молоствов… И, наконец, чрезвычайный съезд «ЯБЛОКА», проходивший между первым и вторым турами, после яростной дискуссии отверг резолюцию о поддержке президента. Большинство делегатов съезда выступило за вариант «против всех», отказавшись выбирать «меньшее из двух зол».
Кстати, через несколько дней после этого к Явлинскому приехал Чубайс. И заявил: подписан указ о назначении его первым вице-премьером в обмен на поддержку Ельцина. «До окончания выборов никакого назначения не приму», — ответил Явлинский. «А после выборов его никто уже и не предложит», — пожал плечами Чубайс. И тогда в бой были брошены все пропагандистские и административные возможности Кремля — они тогда были почти неограниченными.
Для начала была перенесена дата второго тура. По закону голосование возможно только в выходной день и должно было проходить в воскресенье, 7 июля 1996 года. Но социологи сообщили ельцинскому штабу, что в выходные дни многие избиратели уедут на дачные участки и выгоднее для Ельцина провести второй тур в среду, 3 июля. Президент обратился в Госдуму и получил отказ. Тогда Ельцин, не мудрствуя лукаво, решил вопрос своим указом: 3 июля был объявлен нерабочим днем.
Затем на телевидении началась невиданной мощности «промывка мозгов». «Голосуй или проиграешь! Третьего не дано! — призывали с экранов день и ночь. — Зюганов — это голод, гражданская война, крах экономики и бегство инвесторов. Ельцин — это демократия, свобода и процветание»…
И, наконец, главам регионов поставили задачу обеспечить нужный исход выборов любой ценой. Тем, кто допустит на своей территории поражение Ельцина, обещали немедленное снятие с должности. Соответственно, губернаторами ставились такие же задачи на более низких уровнях — городов и районов.
В итоге если в первом туре, например в Татарстане, за Ельцина и за Зюганова было подано по 38% голосов, то во втором туре Ельцин получил 64%, а Зюганов — 30%. Между тем при двухтуровых выборах такого не бывает никогда: каждый из «финалистов» хоть немного, но прибавляет за счет сторонников не прошедших во второй тур кандидатов.
Еще более выразительная картина наблюдалась в Дагестане: в первом туре у Ельцина было 26%, у Зюганова — 66%. А вот во втором туре Ельцин получил 51%, Зюганов — 46%.
Общий итог выборов известен: Ельцин получил 54% голосов, Зюганов — 41%. «Против всех» голосовало около 5% избирателей.
В честности этого подсчета сомневаются до сих пор — многие эксперты считают, что на самом деле президент получил меньше голосов, чем его конкурент, и ему просто «нарисовали» нужный процент. Так это или не так — сказать сложно, но можно почти со сто процентной уверенностью утверждать: сколько бы голосов ни получил тогда Зюганов, он не стал бы президентом.
Еще весной, задолго до первого тура выборов, мало кто из независимых экспертов сомневался в том, что в кармане у президентской команды лежит сценарий, разработанный на случай проигрыша Ельцина. Конечно же, при необходимости в июне его пустили бы в ход.
Если бы разрыв между Зюгановым и Ельциным оказался некомпенсируемым за счет фальсификаций, скорее всего, ЦИК просто аннулировал бы результаты второго тура, немедленно обнаружив массу нарушений законодательства о выборах. По «случайному совпадению» в Москве и Питере и в других крупных городах возникли бы массовые беспорядки, возможно, было бы введено чрезвычайное положение, а видные общественные деятели тут же обратились бы к президенту, требуя от него остаться на своем посту и отложить выборы на годик-два, пока не «стабилизируется ситуация».
Не исключался и вариант отмены второго тура — по примерно тем же причинам.
Никем не рассматривался только один вариант: Ельцин проигрывает выборы, складывает вещи и мирно покидает Кремль. Отдать власть по такому мелкому поводу, как выборы, не могла себе позволить ни одна из соперничающих кремлевских группировок…
Последствия победы Ельцина хорошо известны: главным из них стал приход Владимира Путина и установление нынешнего режима, который уже мало кто называет демократическим.
Но что если тогда, десять лет назад, Зюганов набрал бы большинство голосов, а затем — либо в результате раскола элит, либо в результате массовых выступлений граждан — сумел бы занять президентский пост?
Гадать о последствиях можно долго. Одни, например Анатолий Чубайс и Борис Березовский, уверены, что в этом случае сценарий был бы катастрофическим. Другие, например Геннадий Селезнев, полагают, что не случилось бы ничего страшного: страна мягче «входила бы в рынок» и не было бы такой коррупции, как сейчас.
Кто здесь прав — судить сложно. Возможно, при «левом варианте» Россия прошла бы тем же путем, что и некоторые бывшие республики Союза и страны Восточной Европы, где «левые» и «правые» сменяют друг друга. А возможно и другое: все, что мы имеем сегодня, — «вертикаль», ликвидация независимых СМИ, борьба с инакомыслием и главенство «государственных интересов» наступило бы куда раньше…
Впрочем, в одном следствии этого варианта можно быть абсолютно уверенным: это означало бы, что прежняя власть понесла реальную ответственность за свои деяния. И точно такими же, заметим, — к тому же без возможных ужастиков «зюгановского правления» — были бы следствия победы «третьей силы», некоммунистической оппозиции Ельцину.
Если бы власть тогда сменилась, граждане поняли бы: скверно работающую власть и проводимую ею политику можно менять. Это автоматически заставило бы и новую власть прислушиваться к гражданам и работать в их интересах. Иначе говоря, вести себя противоположным образом, нежели в последующие десять лет
.
Тогда, летом 1996-го, этот шанс был упущен.
Источник: «Новая газета»
