Страхбат
Корреспондент в ходе боевых действий прошел с российскими военными от Цхинвали до Гори и смог оценить дееспособность различных частей армии…
«Девятка» Инала Бибилова, врача из Владикавказа, была, кажется, единственной гражданской машиной, прорвавшейся в ночь на субботу 9 августа в осажденный Цхинвали. Когда Инал появился в подвале пятиэтажки на улице Таболова, где родился и вырос, соседи не могли поверить, что такое вообще возможно. «Во время первой войны с грузинами при Гамсахурдиа я тоже отличился, — напомнил всем Инал. — Я тогда работал в Тбилиси, и вдруг из всех тюрем отпустили грузинских уголовников, вооружили и отправили штурмовать Цхинвали. Они считались вроде как добровольцами, а я подсел к ним в автобус, как будто тоже доброволец. Так никто и не понял, что я осетин. А в городе я потихоньку отстал от них и пришел сюда, домой. Тогда тоже никто не мог поверить».
Несколькими часами раньше Бибилов, правда, сам не верил, что доберется. Миновав Рокский тоннель с помощью пропуска-«вездехода», одолженного у брата-пограничника, он и корреспондент Newsweek доехали до села Джавы. Там предстояло решить: то ли остаться спать, то ли ехать в Цхинвали по объездной Зарской дороге, которая простреливалась грузинской артиллерией и снайперами. Инал внимательно выслушал все советы родственников не лезть в пекло, выпил два больших стакана домашнего вина для храбрости и пошел к машине.
Зарская объездная дорога — система проселков, связующих осетинские села. По пути Инал расспрашивал местных, где безопасней ехать, куда снаряды долетают, а куда нет, и гнал с погашенными фарами по грунтовому серпантину, куря одну сигарету за другой. Помимо Инала, прорывавшегося в Цхинвали, чтобы лечить, в эту ночь сюда пробивались и те, чья задача была убивать. Чеченский спецназ из батальона «Восток» перебросил свои основные силы в горные районы, окружающие югоосетинскую столицу. Они скрытно прошли без всякой дороги по низу долины, через неубранные поля, оставив цепочку осетинских сел справа от себя, а грузинских — слева.
Основные силы 58-й армии застряли в районе Джавы — Зарская дорога простреливалась с гор, идти по ней танковой колонной было бы самоубийством. А пока Цхинвали удерживали лишь ополченцы и рота чеченских миротворцев, спустившаяся с высоты Паук на подмогу. Остальные миротворцы были заперты в казармах, и по ним в упор стреляли грузинские танки. Экипажи горели в своих бронемашинах, не сделав ни одного ответного выстрела — команды открыть ответный огонь из Москвы не поступало и не могло поступить: предыдущей ночью узел связи был разбомблен. По городу работал «Град».
Позже командующий миротворцами генерал Марат Кулахметов дал первую официальную цифру потерь — 18 человек убитыми и полторы сотни ранеными. Слыша это, подчиненные ему офицеры опускали глаза: «У нас погибло намного больше». Неофициальные цифры назывались разные, от 100 до 200 человек. «Не разводите панику», — прикрикнул на товарищей помощник Кулахметова капитан Иванов. Мы стояли с Ивановым во дворе штаба, обсуждали заявление Кулахметова. Капитан долго поправлял на голове каску, которая и без того сидела на нем идеально ровно, потом жестко отчеканил: «Сотни убитых нет, счет идет на десятки».
Второй штурм
Утром 9-го, поняв, что им удалось каким-то чудом продержаться, защитники города приободрились. До обеда было относительно спокойно; осетинские ополченцы, вооруженные автоматами и гранатометами, занимали позиции на окраинах города, приводили в порядок и выводили на оборонительные позиции технику, уцелевшую в предыдущий день. Обнаружилось, что после вчерашнего боя в их распоряжении оказалось четыре трофейных танка.
Журналисты повылезали из убежищ и отправились снимать последствия штурма: сожженные танки, подорванный натовский бронеавтомобиль на улице Сталина, вокруг которого лежал грузинский экипаж. А в Дубовой роще грузинскую технику накрыли российские «сушки». Лес трупов, брошенные танки, и посредине всего этого — пикап военно-медицинской службы, рядом с которым обугленный труп грузинской медсестры. Кто-то из обозленных ополченцев успел воткнуть ей между ног минометную мину.
Брошенный танк был уже основательно раскурочен, с него снимали пулеметы, прицелы, приборы ночного видения.
«Одна такая штука стоит сорок тысяч баксов, — пояснил молодой осетин в голубом спортивном костюме, — а сам танк надо завести и на нем поехать в город. Что просто так ноги бить?» Попытки оживить технику успехом не увенчались, машину поставили на нейтралку, и она самоходом поползла с горы. Чтобы ее остановить, пришлось кидать валуны под гусеницы. «Черт с ним, — махнул рукой ополченец, — даже безопасней, а то наши увидят непонятный танк, могут сами пальнуть».
Совсем скоро грузины начали вторую попытку штурма Цхинвали, и по городу с окрестных высот заработала артиллерия. Откуда-то из района миротворческого штаба огрызался трофейный танк, захваченный осетинами; его упорно пытались накрыть из ракетных установок залпового огня. Часа два продолжалась эта дуэль, потом танк замолчал, а еще через 40 минут грузинские военные вновь попытались войти в город. Опять начался бой на улицах. Первый грузинский танк удалось подстрелить в районе 12-й школы. Гранатометчик Суслан, отползая с точки, откуда произвел выстрел, мрачно матерился: «С одного попадания его не возьмешь, был бы у нас “карандаш”…»
«Карандаш» — это специальная сдвоенная граната, первый заряд подрывает активную танковую броню, второй, кумулятивный, идущий вслед, уже не оставляет танку шансов на спасение.
Подраненный танк потерял ход, остановился посреди улицы и долбил из пушки и пулемета по любому месту, где было движение. Суслан, прикрываемый пулеметчиком и снайпером, маневрировал вокруг него, пытаясь найти позицию для второго выстрела, — подойти не удавалось. Пулеметчика вскоре разорвало надвое очередным залпом из пушки. Суслан крался дворами, стараясь зайти к танку сбоку — это была страшная кадриль. Но вот танк расстрелял боекомплект и замолчал, и в этот момент по нему второй раз ударили из гранатомета. Суслан выиграл… Как победитель он проявил нетипичное для ополченцев благородство — распорядился выставить часового, чтобы никто не глумился над трупами грузинских танкистов: «Они все-таки солдаты, хоть и грузины».
Недалеко от этого места еще с одним грузинским танком и БМП разбирались чеченские миротворцы. Им было непросто координировать действия с ополченцами. Взаимодействие профессионалов и «любителей» выглядело иногда даже комично.
(Из переговоров по рации.)
Захлебывающийся от возбуждения голос:
— «501-й» вызывает «Стрелка»! «501-й» вызывает «Стрелка»!
Абсолютно спокойный и даже флегматичный голос:
— Я «Стрелок», прием…
— «Стрелок», тут грузинские танки на переезде прут! Много! По ним надо чем-то врезать!
— «501-й», я правильно понимаю, что вам нужна артподдержка?
— Да, да, да!!!
— Хорошо, давайте координаты…
— Какие координаты?!
— Ну…, танков…
— Какие, к черту, координаты, говорю же, танки на переезде!
К ночи второй штурм захлебнулся, как и первый. Однако настроения у защитников Цхинвали были почти панические. Российская армия пока так и не вошла в город, и все понимали, что третьего штурма уже не отбить. Ползли слухи, что чеченцы терпят огромные потери. Только потом выяснилось, что за все время боевых действий у «Востока» было только трое раненых. Офицеры-миротворцы говорили между собой: «Слышишь, затишье, это грузины перегруппировываются, ночью они скорее всего не пойдут, но утром нам всем конец».
Воскресный день
Однако все вышло иначе. Батальон «Восток» и подошедшие к нему на помощь десантники так хорошо потрудились в тот день в горах, что Зарская дорога оказалась разблокированной и по ней ранним утром 10 августа в Цхинвали вошли части 58-й армии. За несколько часов баланс сил изменился самым кардинальным образом. Грузинские военные порядки оказались разрезанными на две части — наиболее боеспособный авангард, сформированный из спецназа и пехотных бригад, обкатанных в Ираке, был окружен. А на линии фронта остались резервисты.
Российская бронетехника заполнила цхинвальские улочки, началась зачистка оставшихся в городе снайперов и корректировщиков огня, шум боя все удалялся. К вечеру появились бодрые офицеры из пресс-службы Минобороны, они помогали телевизионщикам составлять новости: «Город взят под контроль частями российской армии, и только теперь предстоит оценить масштаб потерь среди мирного населения, пережившего… м-м-м… здесь требуется сильное слово, м-м-м… штурм. Грузинский спецназ в настоящий момент блокирован высоко в горах в районе села Тамарашени…» Телевизионщики прилежно писали под диктовку военных и тотчас же выходили в прямой эфир, повторяя за ними слово в слово.
Поздно ночью в Цхинвали спустился батальон «Восток», который, собственно, и блокировал в горах грузинский спецназ. На броне трофейного БТРа лежали два трупа грузинских офицеров. Находящийся с начала августа в федеральном розыске командир батальона Сулим Ямадаев охотно пояснял: «Вот застрелили этих и с собой взяли, на случай, если наших убьют, тогда телами поменяемся». Но, в общем, с грузинским спецназом ямадаевцы обошлись мягко — отпустили. «Они вроде как заложников взяли, требовали коридор для отхода. Мы чуть-чуть поспорили, некоторые думали, что это вовсе не заложники, мол, сами в гражданское переоделись, но потом решили, а вдруг…» — улыбался Ямадаев.
Журналистов интересовали не столько его похождения в горах, сколько хитросплетения отношений с Рамзаном Кадыровым:
— Сулим, как ты здесь оказался, тебя же арестовать должны, ты же в розыске?
Ямадаев злился:
— Какой арестовать, я не от кого не скрываюсь. Все понимают, что Кадыров шикнул на своих карманных прокуроров, и они меня в розыск объявили. До 8 августа лежал в Москве в госпитале, и все знали, где я нахожусь, считали бы нужным — пришли бы и задержали. Но ко мне пришли и сказали: Сулим, война началась, иди воевать.
Утром 11 августа «Восток» включили в колонну, состоящую из 693-го танкового полка и полка ВДВ, и двинули на юг. Для журналиста Newsweek это был шанс уйти с наступающими войсками на Грузию — русские офицеры на любую просьбу «возьми с собой» отвечали твердым «нет», а чеченцы просто сажали корреспондентов на броню, даже не ставя свое начальство в известность.
Дорогой все с интересом наблюдали за воздушным боем: штурмовик Су-25 пытался уйти от ракеты «земля–воздух» на головокружительных виражах. В конце концов ракета настигла свою жертву, летчик катапультировался. Ямадаевцы жарко спорили, чья эта «сушка», «наша» или «грузинская».
Вмешался Сулим: «По рации передали — грузинская». Выдержав театральную паузу, комбат добавил: «Хотя какая она грузинская, ракета шла со стороны Гори, а у грузин уже два дня как аэродромы разбомблены, им взлетать неоткуда». Колонна шла, не встречая сопротивления, пока головные машины не сунулись без разведки в лежащее на пути грузинское село Земо-Никози. Напоровшись на встречный огонь, потеряв две машины и девять человек экипажа, танкисты отступили. «Восток», двигавшийся до этого в хвосте колонны, пошел вперед.
Злой чечен ползет на берег. Баюшки-баю…
Бойцы штурмовой группы двинулись в глубь села короткими перебежками, прикрывая друг друга. Неожиданно со склонов гор начался обстрел улиц, по которым пробирались ямадаевцы. Стреляли из тяжелых 152-миллиметровых самоходных гаубиц, снаряды ложились совсем рядом: 30 м вправо, 50 влево. Когда с гор доносился очередной залп, бойцы считали до пяти, и при счете «пять» бросались на землю, стараясь подгадать так, чтобы бок прикрывала каменная стена дома. Как раз в этот момент снаряд долетал. Взрыв. Свист осколков, прошивающих дощатые заборы. Град щебня сверху. Очередная команда «вперед». Все встают и, прикрывая друг друга, двигаются дальше по улице, пока со склонов гор не ухает новый залп.
Руководящий операцией советник, прикомандированный к батальону от спецназа ГРУ, представляющийся журналистам только по своему позывному «Снег», кричит бойцам: «Где-то рядом корректировщик огня, он наводит на нас, его надо найти». Офицера-наводчика действительно обнаруживают метров через сто в одном из дворов. Убивают на месте. Сложную навигационную аппаратуру забирают с собой. По пути мы сталкиваемся с двумя грузинскими резервистами, они одеты в гражданку, но на шеях солдатские жетоны, а у одного в кармане лимонка. Обоих берут в плен.
Плен — это удар в лицо прикладом и последующая дюжина увесистых пинков ногами. Мат, крики: «Падла, мразь, наводил на нас…» — а потом неожиданный вопрос совсем спокойным голосом: «Дети есть? Кто их кормить будет, если ты решишь с нами в молчанку играть? Где еще рядом есть грузины, говори». Как только ответ был получен, пленников связали и вытащили из боя. Чуть позже, когда снаряды стали ложиться совсем рядом, «Снег» дал группе, вошедшей в село, команду разбежаться по подвалам близстоящих домов — пока остальные будут разбираться с артиллеристами.
Корреспонденту Newsweek и еще трем чеченским спецназовцам достался отличный подвал с бетонным перекрытием. Одному из бойцов, Ибрагиму, осколком гаубичного снаряда разворотило ступню. Его перевязали и оттащили подальше от входа под защиту каменных стен. Там же бойцы обнаружили трехлитровые банки грушевого компота. Ибрагиму пить не дали, говорят — раненым не стоит. Короткая дискуссия — не следует ли пить всем раненым или только тем, кому попало в живот. Ибрагиму, конечно, больше нравился второй вариант, но старший группы решил не рисковать. Другой спецназовец, утолив жажду, вытащил из кармана сторублевку, бросил ее на полку с банками и с непередаваемым выражением процедил: «И пусть хоть кто-нибудь скажет, что я тут мародерствовал».
Потом обсуждали российское телевидение. В августе на НТВ стартовал цикл документальных фильмов «Кавказцы в войнах России». А 7-го числа, за несколько часов до начала войны, транслировали второй фильм из документального цикла «Дикая дивизия», где горцы в развевающихся бурках рубали противника во славу русского государя. «Востоковцы», находившиеся тогда в Москве, смотрели. «Конечно, генералы знали, что война вот-вот начнется, и специально заказали трансляцию, вроде как подбадривали нас», — уверял водитель штабной машины Ямадаева Висходжи.
Как только мы вышли из боя, пленных развязали, напоили водой и дали умыться. Проходивший мимо танкист-осетин кинулся было пинать грузин, но чеченцы его отогнали. Командир 4-й роты спецназа Самради, перехватив чей-то изумленный взгляд, криво ухмыльнулся: «Гуманызм — эта правилна».
«Восток» — дело тонкое
Батальон чеченского спецназа «Восток» сформировался на основе партизанского отряда, перешедшего в самом начале «второй чеченской» на сторону российских войск. Его бессменный лидер Сулим Ямадаев находится в жестком противостоянии с президентом Чечни Рамзаном Кадыровым, настолько жестком, что перестрелки между «востоковцами» и кадыровцами являются обычным делом, а самого комбата прокуратура Чечни объявила в розыск.
Весной этого года в ГРУ, в ведении которого находится батальон, решили пресечь спекуляции на тему, что это не подразделение, а личная банда Ямадаева, и создать в батальоне институт военных советников. Их присутствие, с одной стороны, символизирует единство чеченского и обычного российского спецназа, с другой — они наводят на батальон глянец современной военной науки (организация связи, разведки и т. д.). Так в батальоне появился «Снег». Наверное, ни у одного офицера спецназа не было задачи сложнее. В этом батальоне обычная армейская логика «я — начальник, ты — дурак» не работает. Для того чтобы тебе подчинялись, нужен только личный авторитет. Заработать его среди чеченцев «Снег» мог только одним способом. Вот он и ходит на штурм в первых рядах, даже не пригибаясь под встречным огнем. Лицо всегда невозмутимо — ни растерянности, ни ожесточения.
Бойцы все равно принимают его с холодком. Запросто могут подколоть («ты еще спичку в зубы возьми, Рэмбо»), считают, что их личная преданность Сулиму не должна быть поставлена под сомнение присутствием этого присланного сверху чужака. Вместе с тем «Снега» слушают и подчиняются ему. Выдерживают микроскопическую паузу, символизирующую их независимость, но идут делать то, что он велел.
Чеченским «Восток» можно считать с оговорками — помимо «Снега» там есть и русские бойцы, причем не прикомандированные, а самая что ни на есть плоть батальонная. Очень непростые ребята, способные не просто ужиться, а сродниться с чеченскими ветеранами «Востока». Андрей родом из Питера, ему 34 года, в бою работает в паре с чеченцем Аюбом, у первого позывной «Блокадник», у второго — «Горо». «Блокадник» о себе говорит: «В батальоне год, до этого в армии не служил». Точка.
Андрей — человек без прошлого. Он и военным себя считает условно, но при этом он стопроцентный человек-война, возведший ее в ранг религии: «В июне я ездил в Самарканд, провел ночь на могиле Тамерлана. Не там, куда туристов водят, а внизу, в подземелье, где он по-настоящему лежит. У узбеков считается, что к тому, кто просидит там целую ночь, перейдет частица военной удачи “Хромого Тимура”, но почему-то не все высиживают целую ночь. Смотритель сказал мне, что я третий, кто досидел до утра, а еще разрешил взять маленький осколок от надгробной плиты, вот он, здесь зашит…» — Андрей вытаскивает из-за пазухи крохотный мешочек.
Вместе с «Блокадником» служит в «Востоке» его земляк Саша, а третий питерский — сам «Снег», в шутку они называют себя «ленинградским трио». Трио вошло в Земо-Никози в составе первой группы ямадаевцев, а вышло последним. За собой они вывели колонну российских танков, застрявших на окраине села под шквальным огнем грузинских САУ: два десятка машин и 80 солдат-срочников.
Русские — налево, грузины — направо
Ночь ямадаевцы провели в чистом поле на окраине села. До самого рассвета пересмеивались: «Будь это чеченское село, мы бы до утра не дожили, местные всех бы перерезали, но село грузинское, спи спокойно». Тут поднялась тревога: «Танки идут!» Танки оказались заблудившимися российскими. Выяснилось, что замкомандира танкового батальона капитан Вадим Баранов в темноте перепутал и пристал к отступающей грузинской колонне. Грузины тоже приняли его за своего, и Баранов прошел с ними несколько километров. В конце концов старший колонны решил-таки выяснить, что за танки к ним прибились. Увидев идущего к нему офицера в натовском камуфляже, Баранов дал команду навести пушку на ближайший танк, а сам высунулся из люка с автоматом и взял грузинского офицера на прицел.
«Этот грузин увидел меня и тоже все понял, встал на колени, положил на землю автомат, крестится, а я думаю: один залп я сделать успею, ну а дальше, через 10 минут, стану героем России посмертно. Вот я и говорю этому полковнику: слушай, генацвале, ты — направо, я — налево, и мы друг друга не видели…» — хохотал капитан.
Утром 12-го мы двинулись на грузинский город Гори, к которому вышли после обеда, так и не встретив сопротивления. В самом Гори грузинских войск тоже не было. Армия уже не отступала, а бежала в панике, и ямадаевцы по пути собрали изрядную коллекцию брошенной трофейной техники. Встав в трех километрах от города, все ждали команды идти на штурм. Но вместо этого пришло известие, что российский президент дал команду остановить военную операцию. Война закончилась.
На обратном пути шли через села Южной Осетии, населенные этническими грузинами. Мирное население ушло из них в полном составе, и села горели, подожженные осетинскими добровольцами. Чеченцы смотрели на это неодобрительно. На войну добровольцы попали, только когда в Цхинвали вошли российские войска — лишь тогда основную массу рвущихся на войну парней пропустили через Рокский тоннель. О том, чем добровольцы будут заниматься, когда грузинские войска отойдут к Гори, наверху, видимо, не задумывались. Когда они вошли, настоящей войны уже не было, их встречали не грузинские танки, а опустевшие села. И они жгли села, раз танков не было.
Источник: «Русский Newsweek»