Виноваты ли два российских офицера в убийстве мирных чеченцев?
Наши корреспонденты попытались разобраться, почему боевых офицеров, обвиняемых в убийстве мирных чеченцев, осудили после двух оправдательных вердиктов присяжных
Эта история началась в 2003 году. Чечня. В разгаре минно-взрывная война. Подрывы техники, административных зданий, саперов, проверяющих дороги, по которым вскоре должны пойти военные колонны…
От инженерной разведки — саперов — в то время зависело не все, но многое. Рискуя своими жизнями, они отвечали за жизни других, порой совершенно не знакомых им людей, которые пойдут следом. В декабре 2002 года авторы этих строк с брони зенитной установки наблюдали за работой инженерной разведки ставропольских десантников в Ножай-Юртовском районе Чечни.
Растянувшаяся цепочка с щупами и металлоискателями. Полная сосредоточенность, абсолютное спокойствие. Нервничать и отдаваться во власть эмоциям здесь нельзя. Каждая кочка, каждый кустик знаком, и не дай бог ему за ночь хоть как-то видоизмениться… Команда «Стоп!». Прикрытие занимает круговую оборону — один из бойцов на небольшой кучке с мусором не нашел свою метку, оставленную накануне. Слепо доверять аппаратуре нельзя — по Чечне валяется столько железа, что металлоискатель звенит в ушах практически непрерывно. Поэтому саперы оставляют свои метки на местах, где теоретически можно заложить фугас. Если она сдвинулась или исчезла — что-то не так.
К мусору подходит командир группы инженерной разведки, 10 минут ковыряется, подает сигнал, все прячутся за броню бэтээров, раздается взрыв. Фугас уничтожен накладным зарядом, можно ехать дальше. И так по нескольку раз в день, без выходных, больничных или отгулов…
1. Первый эпизод дела. На шоссе БТР преградил путь «Волге», военные расстреляли машину, задержали водителя, не тронув четырех пассажиров-женщин (свидетелей). После чего БТР свернул на проселочную дорогу к аэропорту «Северный». 2. Второй эпизод дела. Здесь были расстреляны двое пассажиров и водитель «КамАЗа», а сам грузовик взорван.
Судилище или наказание?
Сапер Сергей Аракчеев, молодой лейтенант, только окончивший Северо-Кавказский военный Краснознаменный институт Внутренних войск во Владикавказе, попал в Чечню в 2002 году в составе полка дивизии Внутренних войск имени Дзержинского. Он мог бы отказаться от командировки, но отправлять своих бойцов одних не захотел и написал рапорт. Рутина быстро затянула. В день по 16 километров пешком, за восемь месяцев службы — ни одного подрыва на вверенном маршруте. В трофейной коллекции — около тридцати ваххабитских «сюрпризов». От банальных растяжек до связки 152 мм артиллерийских снарядов, сдувающей на десятки метров танк, как порыв ветра — тополиную пушинку. Командировка пролетела незаметно. Сергей вернулся в дивизию, куда из Ханкалы пришло распоряжение прокурора направить Аракчеева в Чечню для следственных действий.
Спустя несколько дней он и старший лейтенант-разведчик Евгений Худяков из той же дивизии стали подозреваемыми в убийстве трех мирных чеченцев. Их процесс шел пять лет параллельно с делом группы спецназа ГРУ капитана Ульмана («КП» подробно рассказывала об этом процессе в статье «И тогда он получил приказ — чеченцев расстрелять» за 15, 16 и 17.05.07 и на сайте kp.ru). Как и в том громком деле, присяжные дважды оправдывали офицеров, не найдя убедительных доводов стороны обвинения. Как и в том процессе, был назначен третий суд с одним профессиональным судьей. Как и группе Ульмана, Аракчееву и Худякову были вынесены обвинительные приговоры с длительными сроками. И, как в истории со спецназом ГРУ, на оглашение приговора явились не все обвиняемые. На скамье подсудимых отсутствовал Евгений Худяков. Сейчас он объявлен в федеральный розыск. Слишком много параллелей, за исключением одного момента. Если в деле Ульмана спецназовцы не отрицали факта расстрела чеченцев (защита офицеров доказывала, что они по уставу выполняли приказ в условиях боевых действий), то Аракчеев с Худяковым свою вину так и не признали. Что же произошло в январе 2003 года в Грозном на дороге к аэродрому «Северный»?
По версии обвинения, 15 января 2003 года в Грозном Аракчеев с Худяковым в черных масках, закрывающих лица, на бэтээре остановили старенькую, скрипящую рессорами «Волгу». Вывели из нее пятерых местных жителей — водителя Юнусова и четырех женщин. Машину расстреляли, шофера закинули в десантное отделение бронетранспортера, а женщинам приказали проваливать. Затем свернули на дорогу к аэропорту «Северный» и через пять минут тормознули «КамАЗ». Троих его пассажиров — Янгулбаева, Джамбекова и Хасанова — убили в упор, а грузовик взорвали. После чего они вернулись в расположение части, полночи пытали захваченного Юнусова, а к утру отвезли и бросили его возле расстрелянной «Волги», которая почему-то за это время не заинтересовала ни местных жителей, ни милицию. Хотя в общем-то тогда по ночам ездить было не принято.
Страшное по своей жестокости и странное по своей бессмысленности преступление. Преступление, за которое Аракчеев и Худяков получили по 15 и 17 лет соответственно, были лишены наград и званий. По стране прокатились митинги в поддержку военных, по войскам прошел недовольный шорох, в Интернете разгорелась жаркая дискуссия между сторонниками офицеров и правозащитниками, между патриотами красными и коричневыми… Как это ни странно, но судебным процессом были возмущены и националисты, и представители либерально-правозащитного лагеря. Одни посчитали процесс судилищем над русскими офицерами, другие — издевательством над институтом суда присяжных. Ведь они действительно дважды оправдали и Аракчеева, и Худякова…
«Проверь себя — замочи «чеха»!»
Спустя ровно пять лет со дня убийства мы стоим на повороте с Петропавловского шоссе Грозного на проселочную дорогу, ведущую к аэропорту «Северный». Именно на ней, по версии обвинения, лейтенант Аракчеев и старший лейтенант Худяков ни с того ни с сего убили троих мирных жителей.
— Они в тот день хорошенько обмыли, как у вас это называется — «сороковка» или «восьмидесятка»? Дату гибели командира своего, — эмоционально и сбивчиво начинает свой рассказ брат одного из погибших Шарани Джамбеков. — И решили пролить кровь, как у них называется, поехали мочить «чехов». Сначала остановили «Волгу» Шамсуда Юнусова. БТР поперек резко встал, весь грязью облепленный, номера затерты, люди в масках соскочили. Его вывели и обшарили. А женщинам приказали сесть на землю. Потом расстреляли машину. Юнусова скрутили, закинули в БТР и поехали в сторону «Северного».
Наша «восьмерка», проваливаясь в борозды танков и бронетранспортеров, ползет по проселочной дороге к аэропорту. Несколькими годами раньше на предельной скорости мы проскакивали ее на бронетранспортерах и в кузовах военных грузовиков. Сверху — на горе — стояли батареи артиллерии, снизу — как на ладони весь Грозный. Только у поворота с Петропавловки раньше стоял блокпост, и гражданским машинам путь сюда был заказан — только по спецпропускам.
— Наших ребят наняла строительная фирма, выполнявшая работы на аэродроме, — поясняет Шарани Джамбеков. — В тот день они везли стройматериалы на «Северный». Вот здесь, на спуске, у них из кузова выпали несколько досок, и они остановились, чтобы их загрузить. Тут и подъехал БТР этих. Кстати, с блокпоста, который раньше был на повороте, видели все, что тут происходило.
Мы останавливаемся на том самом месте. Шарани, размашисто жестикулируя, рассказывает, что, по его мнению, здесь произошло.
— Тут справа соскочил Худяков, подошел к водительской двери «КамАЗа», вытащил шофера и расстрелял его. Слева подошел Аракчеев, вытащил нашего брата и еще одного и расстрелял.
— Со стороны водителя подошел Худяков, — поясняет нам сумбурную речь Джамбекова чеченский правозащитник Минкаил Эжиев. На суде он был представителем потерпевшей стороны. Родственники погибших на процессе предпочли не появляться. — Он вывел Ингульбаева и забрал у него документы. Потом его выставили к машине, приказали лечь и расстреляли в упор. С той стороны вышли двое. С ними Худяков поступил так же, но один еще живой был.
— Худяков Аракчееву говорит, мол, проверь себя на прочность, замочи «чеха», — горячится Джамбеков. — Тот и выстрелил. Потом они взорвали «КамАЗ» — Аракчеев же сапер. Следствие позже доказало, как машину взорвали. Тысячи людей это видели как на ладони. Даже на блокпосту их видели, они не стали их проверять или останавливать. А затем они приехали к себе в часть, и тут солдаты про Юнусова спрашивают: «А с этим что делать?» Они про него забыли. Ну забрали Шамсуда к себе внутрь и всю ночь измывались. Ногу три раза прострелили левую или правую, избивали его. Расскажи, мол, имена и адреса боевиков. Потом привезли его обратно к «Волге» и выбросили. Его начали искать родственники, живого уже не надеялись найти, но хоть труп, чтобы похоронить. Поехали на эту дорогу. Всех подняли. Милиция приехала, ГАИ. И с двух сторон дорогу медленно прочесывали. Вот случайно и нашли.
Совершенно законный вопрос: откуда стали известны такие кровавые подробности похождений «русских карателей»? Дело в том, что на предварительном следствии свидетели по делу — солдаты — давали показания против Худякова и Аракчеева. И все они были на удивление одинаковыми вплоть до орфографических ошибок. Однако позже практически все от своих показаний отказались, заявив, что давали их под давлением. Кого-то, по словам бойцов, пригрозили бросить в камеру к чеченским боевикам, кому-то пообещали передать ваххабитам адреса родителей. Как бы то ни было, уже на первом процессе у стороны обвинения остались только два свидетеля, главным из которых стал солдат Владимир Цупик. На момент начала процесса он уже отслужил «срочку» и вернулся домой.
В повторной эксгумации, которая могла бы расставить все точки над «i», было отказано из соображений безопасности. Документ датирован прошлым годом…
— Он на суде сказал: «С этим грузом в душе жить не хочу», — вспоминает Шарани Джамбеков. — Его Аракчеев в Москве разыскивал, но Цупик ему сказал: «Если ты хочешь, чтобы я свои слова назад взял, не получится». И он с отцом на автобусе приехал из Москвы в Ростов. Он давал показания, а они (Худяков и Аракчеев. — Прим. авт.) сидели и улыбались.
Неудивительно, что от слов Джамбекова, пережившего смерть младшего брата, отдает брезгливостью и презрением, причем не только конкретно к этим двум офицером. Долгие судебные передряги трансформировали обиду к отдельным двум людям в, мягко скажем, нелюбовь ко всей военной системе, и теперь создается ощущение, что Шарани Джамбекову было все равно, кого посадят за убийство родственника. Хотя он и говорит обратное.
— Чтобы установить истину, мы даже согласились на эксгумацию.
Экспертиза, которой не было
— По чеченским адатам (горские законы. — Прим. авт.) и по шариату ни в коем случае нельзя трогать погребенных, — старается немного успокоить разволновавшегося Шарани Минкаил Эжиев. — Была пара исключительных случаев. К примеру, кому-то приснилось, что усопший живой. Они действительно выкопали могилу, оказалось, он был живой, но скончался от нехватки кислорода. У другого на пальце перстень остался, молодежь его выкопала, а он глаза открыл. Вот только два таких случая были, и то незаконные.
— Я отправился к нашим старшим спрашивать дозволения, — вспоминает Джамбеков. — Они меня успокаивают: «Их души ушли, а там осталось бренное. Ради истины на все можно пойти». Хотя никто не верил, тогда тысячами губили, стреляли, творили, что хотели. И тут вдруг мы, дураки, поверили русским. Остальные тоже согласились. И представьте — три-четыре села собрались, море народа. Летают вокруг вертолеты, неизвестно — могут обстрелять, могут бомбой закидать. Вскрыли три могилы, увозить тела было категорически невозможно. Народ бы не дал! И прямо там, в могиле, они все это делали. Я там видел — вата слоями. Меня наш старший хватает и уводит: «Пусть он у тебя в памяти живым останется». Я успел увидеть только цвет кожи. И там все это измеряли, следователь сказал, что это поможет.
— Было доказано, что стреляли Аракчеев с Худяковым? — задаем вопрос в лоб.
— Да, там в документах для суда говорится, из какого оружия возможно было убить. Именно вот из специального автомата «Вал», как у Худякова. А адвокат Худякова у меня потом выпытывала, смотрел ли я, как выглядели тела. Она меня выводила из себя. Ну я тогда сорвался, наговорил ей…
Очень сомнительно, что адвокат добивалась именно этого. Скорее хотела обратить внимание на состояние тел (к тому моменту уже прошло четыре месяца после убийства). И на качество самой экспертизы. Ведь к телам не был допущен баллистик — только он по закону может дать заключение, из какого оружия была выпущена пуля. Да и делается это в спецлаборатории, в той же знаменитой ростовской. А здесь трупы осматривал медик прямо в могиле под не самыми дружелюбными взглядами вооруженных местных жителей. О том, чтобы извлечь тела и увезти на качественную экспертизу, речи не шло — ислам запрещает. Как запрещает он и вскрытие тел сразу после убийства. Ведь все можно было выяснить сразу, не доводя до эксгумации. И еще одна странная деталь. Судя по рассказу Эжиева, чей-то сон или дорогой перстень на пальце может стать достаточным основанием для раскапывания могил. А постановление суда о вскрытии — нет. Защита офицеров требовала повторной эксгумации, чтобы извлечь пули из убитых и поставить точку в этом деле. Однако из Чечни пр ишел ответ, в котором говорилось о невозможности обеспечить безопасность данного мероприятия.
— На суде они выдвинули версию, что есть БТР боевиков, который здесь разъезжает и убивает военнослужащих, — выводит нас из раздумий Минкаил Эжиев. — Ерунда. На месте преступления мы нашли запасное колесо от их бронетранспортера. Оно отвалилось. Эта улика была приобщена к делу. Да и знали они, что боевиков тут нет, они в южной части, в горах. А здесь их быть не могло.
Основные боевые действия к тому времени действительно переместились в горные Веденский, Шатойский, Ножай-Юртовский районы. Но и из Грозного боевики не исчезли. Просто уличные бои перешли в фазу партизанской войны. Войны, в которую было вовлечено в том числе и местное население. В условиях разрухи и безденежья находилось немало желающих за 100 долларов установить фугас у дороги. Отсюда и сухая статистика — за 2002 год только в столице Чечни произошло 70 терактов. Еще около 30 предотвратил Аракчеев со своим инженерно-саперным взводом.
— Но почему же присяжные вам не поверили, может, офицеры действительно не виноваты и надо искать настоящих убийц? — задали мы вертевшийся все это время на языке вопрос.
— Да не нужны нам невинные жертвы, — вновь говорит Шарани Джамбеков. — Если бы я не был уверен в их виновности, я бы первый сказал: «Отпустите их». Просто присяжные в основном русские были, а для русских мы, чеченцы, — бандиты. Для второго процесса мы сами выбирали присяжных и специально вычеркивали русские фамилии из списка в 70 человек. А в итоге за невиновность проголосовали на одного человека больше, чем на первом суде.
Что же так не понравилось присяжным в материалах следствия? С этим вопросом мы отправились на встречу с адвокатом Сергея Аракчеева Дмитрием Аграновским.
— У стороны защиты на третьем процессе доказательная база значительно расширилась, — встретил нас Дмитрий. — Одних свидетелей, доказывающих алиби ребят, у нас 30 человек.
Окончание в следующем номере
Источник: «КП»