Мы публикуем прощальные разговоры заложников с родными и близкими
«Норд-Ост». Название мюзикла уже давно стало нарицательным.
И ассоциативный ряд у названия один — террористы, зрительный зал, заложники, газ, погибшие…
За прошедшие 10 лет было много сказано.
Вспоминать заново о том, как это было, — не хочется.
Татьяна и Сергей Карповы, Дмитрий Миловидов, Светлана Губарева… Эти люди потеряли на Дубровке своих самых близких людей. Что дало им силы начать вести дневник страшных событий, создать книгу памяти погибших в теракте, известно одному Богу. Эти люди сделали невозможное — они собрали истории всех 130 погибших заложников…
Это было важно в первую очередь тем, кого не было на Дубровке.
130 погибших.
130 судеб.
У всех было прошлое. И что удивительно, ни у одного из погибших не нашлось темного пятна в том прошлом.
Погибли светлые люди…
Мы хотим рассказать о людях, которые не вернулись домой после похода на мюзикл. О чем думали заложники в первые минуты захвата здания, что говорили близким по телефону на вторые сутки и какие прощальные записки писали на исходе третьего дня — в нашем материале.
Ольга Алякина: «Мы не знали, что папа находился там… Были уверены, что он в командировке. Не знали двое суток… А 25 октября нам позвонила папина коллега и все рассказала… Оказывается, папа не хотел нас беспокоить. Он созванивался только со своим партнером по бизнесу и просил, чтобы нам ничего никто не рассказывал. У мамы больное сердце, а мы с сестрой, по его мнению, были слишком чувствительными.
Я пыталась дозвониться папе. Через какое-то время в трубке раздался незнакомый мужской голос с акцентом, он сказал мне, что папа немного выпил, устал, сейчас спит, а завтра приедет домой. Еще попросил меня не волноваться… Теперь я точно знаю, это папа попросил соседа по креслу поведать такую легенду…
А на следующий день был штурм. Папа так и не позвонил нам.
Мама с сестрой ездили по больницам, а я осталась дома „на телефоне“ и следила за новостями по телевизору. К папиному приезду я решила испечь пирог, думала, когда он приедет из больницы, ему будет приятно. Он очень любил пироги, которые я пекла. Пирог не получился, а папу мы нашли в боткинском морге.
А потом все было как у всех…».
Отцу этой девушки, Александру Алякину, было 54 года…
«Зал минируют. Но это ерунда! Прошу, не вздумайте волноваться»
Светлана Апшева звонила дочери несколько раз. И просила об одном — не волноваться и ничего не говорить ее родителям из Нальчика. Последний звонок от нее раздался вечером 25 октября. Женщина обратилась к дочери: «Я люблю тебя и горжусь тобой!»
Это покажется странным, но именно 25 октября террористы разрешили заложникам позвонить домой… Попрощаться с близкими…
56-летней Тамаре Войновой было спокойно на Дубровке. Она знала, что дома ее никто не ждал, а рыдать, случись что, точно никто не станет — потому как просто некому. Матери не стало за два года до теракта, детей бог не дал. И все-таки женщина набрала номер лучшей подруги. Ей она звонила трижды. В первом разговоре Тамара оптимистично надеялась, что заложники будут освобождены. Второй раз докладывала обстановку отрывистыми фразами: ад, голод, жажда, духота, жуткие запахи от оркестровой ямы и постоянные команды террористов: «Ложиться на пол. Будем взрывать». Заложники падали на пол, считали последние секунды своей жизни… И в этот момент террористы давали отбой. Через некоторое время снова повторялась та же команда…
Последний, третий звонок от Тамары раздался, когда зал заполнялся газом. Она просила подругу взять в ее квартире деньги, похоронить ее на Ховринском кладбище рядом с матерью, даже сказала, в какую одежду ее одеть…
Но Тамару почему-то разлучили с матерью. Ее похоронили в ограде тихого деревенского храма, на границе Московской и Смоленской областей, в реденькой рощице.
Александр Волков набрал жене только один раз: «Нужно спасать детей! Слышишь — спасать детей!» В его словах нет ничего странного. Александр являлся музыкальным супервизором мюзикла «Норд-Ост»…
Антон Кобозев первый раз связался с родителями и просил их помолиться, чтобы все хорошо закончилось… Потом спокойно добавил: «Зал минируют, но это ерунда. Не вздумайте волноваться!» В первый день захвата он еще несколько раз общался с родными и не уставал повторять: «Все хорошо, все нормально, не паникуйте». В четверг вечером голос Антона был уже не столь радужным. Но в пятницу в 5 утра снова бодрячком. Хотя слова были страшнее предыдущих: «Завтра будут взрывать». И попросил телефон священника.
«Мама, мне плохо…»
Супруга Виктора Мартынова Надежда до сих пор помнит последние слова мужа. «24 сентября исполнилось 19 лет нашей совместной жизни. 26 октября — у сына день рождения. В этот же день не стало и Вити — умер в день рождения сына. А 1 ноября мы его похоронили — в его собственный день рождения. Такое вот стечение обстоятельств.
…Первый звонок Виктора был уже ночью, он сказал, что все очень серьезно и заложники просят не штурмовать… Голос его был спокойный, впрочем, как всегда. Потом он позвонил в полдень следующего дня. И снова в голосе ни тени тревоги. Сообщил, что все нормально, что они поели, и снова просьба — не штурмовать, все заминировано. И последний раз он набрал 25 октября в 5.22, утром. „Не могу долго разговаривать, садятся батарейки, надо экономить, а то не смогу с вами связаться, не волнуйтесь“. Больше звонков от Виктора не было… Хотя батарейка так и не разрядилась…»
Мама 20-летней Светланы Розгон рассказывала, что первому, кому позвонила дочь, был ее молодой человек. Ему она сказала лишь одно: «Ничего не говори родителям, придумай что-нибудь». Даже в такой момент девушка думала о близких.
Светлана набрала отцу только 25 октября около 5 часов утра. «Папа, ты все знаешь! К нам относятся хорошо, нас не бьют. Только ничего не говори маме!» Это были ее последние слова.
«Все эти дни я дежурил возле театра, а вечером ехал домой к жене, которая находилась в больнице, — рассказывал отец Светланы. — Супруга до последнего ничего не знала, а на вопрос, почему не звонит дочка, я отвечал: „Света потеряла телефон“. Разве я, пройдя войну в Афганистане, мог представить, что моя дочь в мирное время станет заложником? Наша Света не дожила до своего дня рождения 2 дня. Дома так и остались лежать нетронутые подарки… А на первую годовщину гибели нашей дочки мы усыновили 4-месячную малышку. Решили дать ей жизнь, ту, которую не смогла прожить Света».
«Первый раз сын позвонил сразу после захвата, — вспоминала мать погибшего заложника Максима Сопрунова. — Террористы велели тем, у кого есть мобильники, дозвониться до родных, чтобы они сообщили на телевидение: если будут предприняты какие-то силовые акции, то за каждого пострадавшего террориста будут расстреливать по 20 заложников. Потом был еще один звонок от сына, он обронил всего три слова: „Мама, мне плохо“. Тогда я отправилась на телевидение. Когда мне дали микрофон, я напрямую обратилась к господину Бараеву с просьбой решить судьбу моего сына, поскольку он диабетик, плохо себя чувствует и нуждается в лечении.
Меня не услышали…»
«Мы отсюда не выйдем»
К тому времени Сергей Сенченко уже получил свою долю славы, приняв участие в реалити-шоу «Гарем». Почему он оказался в тот день на Дубровке — никто из его друзей так и не смог понять: Сергей ведь уже видел этот мюзикл. Первый раз Сергей позвонил другу, просил передать, чтобы не было штурма. «Иначе нам не жить». Потом, пока у него не отняли телефон, ложился на пол под кресло и опять выходил на связь. «Он часто впадал в депрессию, я делал все, чтоб его успокоить», — делился позже его приятель. Последний раз Сергей Сенченко звонил другу 25 октября в 8 часов вечера. «С питанием у нас все наладилось, вода тоже есть, только вот с туалетом проблема». И отключился. Жить ему оставалось несколько часов. Сергей страдал воспалением верхних дыхательных путей, недавно перенес ангину, поэтому выжить под смертельным газом шансов у него было крайне мало…
«Жизнь надо воспринимать как сказку, которая может в любой момент кончиться». Это была любимая фраза Сергея Сенченко. Сказка кончилась. Ему было 27 лет.
Денису Симонову было всего 20. Первый и последний его звонок был адресован маме: «Мам, мы тут сидим. Слышали, наверное, уже…» И все… Последующие трое суток — абонент временно недоступен…
А вот что вспоминала вдова 27-летнего Тимура Хазиева: «Тимур знал, что я вечером не смотрю телевизор, поэтому он позвонил маме и попросил сказать, что вернется домой попозже… Заботился обо мне. Мне он позвонил только раз. Я плакала в трубку, сказала, что очень его люблю. Мне бы кричать: „Только вернись, только вернись!“ Толком так ничего и не успела сказать. Мне потом ребята рассказали, что перед Тимуром сидела какая-то девчонка, она замерзла — он ей отдал свою куртку, дал телефон, чтобы она могла позвонить. У нее потом этот телефон отобрали».
Вдова 47-летнего Федора Храмцова Валентина: «Федя дозвонился до меня не сразу. Обронил пару фраз, что все очень плохо, закладывают взрывчатку, — в общем, попрощался. И напоследок попросил: „Не держи на меня зла“. Я крикнула: „Ты что, о чем ты говоришь! Все будет хорошо“. Последний раз он позвонил мне 25 октября в 5 утра. И представляете, он попросил меня связаться с Толиком Семкиным, чтобы тот нашел ему замену на вечер в Театре Маяковского. Так и сказал: „Я скорее всего не успею“…»
Тем же вечером, 25 октября, позвонила своим друзьям и Лидия Чижикова. Говорила быстро, кратко и по делу. Просила помочь с некоторыми поручениями. И в конце: «Мы отсюда не выйдем»…
Продолжение следует
Источник: «МК»
